О том, каким оказались для Кыргызстана полтора года участия в Евразийском союзе, о плюсах и минусах процессов рассказал экономист Кубат Рахимов.
- Какие были значимые моменты для Кыргызстана с момента вступления в ЕАЭС?
- Хотелось бы отметить, что с момента вступления в ЕАЭС наблюдается два параллельных процесса: первый – это потеря интеграционных иллюзий на уровне общественного и экспертного мнения, и второй – реальная подстройка экономики Кыргызстана под изменившиеся условия на уровне малого и среднего бизнеса.
С точки зрения потери иллюзий в широком смысле слова. В процессе описания преимуществ евразийской интеграции, в определенный момент и чиновники, и где-то местами экспертное сообщество просто перешли грань, когда они начали влюбляться в те завышенные конструкции, которые говорили в позитивном ключе про интеграцию. Повсюду было одно - что чуть ли не на следующий день после вступления в ЕАЭС зацветут сады, заколосятся поля, сами обновятся машины. Мы начали подходить, мягко говоря, мифологически и сказочно.
Второе, мы использовали те сверх-оптимистические конструкции и те гипер-радужные расчеты, которые делались до 2014 года. А тот год стал точкой бифуркации, когда Россия пошла другим путем. Вольно или невольно, вот этот геополитический разворот России в 2014 году сказался на эффективности экономического союза.
Получилось так, что экономика оказалась в заложниках геополитики. С другой стороны, те болезненные процессы, которые идут по сей день в российской и казахстанской экономиках имеют свой плюс и для Кыргызстана. То есть эти углеводородные страны стали понемногу слезать с «нефтегазовой иглы», там, где сверхдоходы от продажи углеводородов просто мешали развитию других секторов экономики. Это заставляет Россию и Казахстан реиндустриализироваться, изменить структуру экономики в целом. Можно также наблюдать увеличение доли внутреннего потребления и отечественного производства в России. То же самое произошло в Казахстане, где было проведены две девальвации – одна упреждающая, другая «догоняющая» и тем самым был задан определенный уровень для конкурентоспособности отечественной продукции. А Кыргызстан остался в противофазе со своим крепким сомом, который был в одно время даже крепче, чем российский рубль. Если брать относительно 2013 года, то сом вдруг стал крепче российского рубля на 60%! Парадокс какой-то.
Поэтому утеряны иллюзии относительно того, что мы заживем легко, быстро и богато и что все выправится. По этому поводу есть даже смешная история, связанная с тем, что нам говорили, что мы будем быстро догонять средний уровень жизни по ЕАЭС после вступления. И действительно, девальвация российского рубля, казахстанского тенге и собственно белорусского рубля показали, что разрыв уменьшился, но не благодаря тому, что Кыргызстан начал жить лучше, а просто потому, что наши союзники по интеграции стали жить беднее в долларовом отражении.
Другим показательным примером потери иллюзий стали так называемые 100 млн долл. США, которые обещал Казахстан на лаборатории на территории Кыргызстана, на которые так надеялись наши чиновники.
Есть хорошая поговорка: «На Бога надейся, сам не плошай», то есть риск-менеджмент в этом плане был поставлен неважно всеми главами предыдущих правительств, и сейчас нынешний глава правительства вынужден находить этому оправдания.
Ведь по своей сути, проблема лабораторий, поддержки отечественных производителей является нашим экономическим суверенитетом. Попробуйте встать на место людей в Акорде в Казахстане, которым говорят, что они должны дать деньги на лаборатории, которые будут способствовать увеличению экспорта из Кыргызстана на рынки Казахстана и России. В это же самое время у этих казахстанских чиновников лежат на столах программы по форсированному индустриально-инновационному развитию Казахстана, и там говорится, что он должен поднять большое число предприятий, включая отрасли, которые являются прямыми конкурентами кыргызстанских производителей. И тут смыкаются два встречных потока информации, которые в итоге стекаются к тому же премьер-министру РК. Он со своей стороны говорит: «ребята, смысл нам сейчас в условиях жесточайшего кризиса, когда цены на нефть упали до издевательского уровня, безвозмездно строить Кыргызстану лаборатории, чтобы они нас же завалили своей продукцией либо вытеснили наших производителей на рынке России?». Те говорят: «Ну да, как бы и денег нет, и как бы счастья тоже». Поэтому этот процесс тогда не пошел. Сейчас он тронулся с места, но год уже прошел. Точнее, полтора года потеряны.
Евразийский экономический союз — это не есть государство, это экономический союз независимых государств. У каждой страны остался свой валютный, налоговый и бюджетный суверенитеты, каждая страна живет в своей системе внутренних координат и опять же у каждой страны осталась своя промышленность, сельское хозяйство, где-то кто-то с кем-то конкурирует, в том числе и на общем рынке и это нормально. Между Москвой и Минском регулярно идут торговые войны, но им есть чем друг с другом торговать – это сейчас важнее.
Второй фактор или подстройка экономики на уровне малого и среднего бизнеса. Когда открылись границы, простые предприниматели сельхозпродукции начали заниматься обыкновенным торговым арбитражем. В данном случае под этим понятием подразумеваем, что наши чиновники начали говорить, что это контрабанда. Но если в казахстанском Кордае я могу заправить бак автомобиля на 20-30% дешевле, чем в кыргызстанском поселке Ленинское, то это не контрабанда, это арбитраж! Это же можно увидеть на границе Польши и Германии, в других странах Европейского союза. То же самое касается и муки, макарон и чего угодно. Всегда, что-то было дешевле в Кыргызстане и люди возили в Казахстан и обратно. А то, что был арбитраж, который вызвал недополучение налогов и акцизов в бюджет Кыргызстана – это опять же отсутствие риск-менеджмента. Не были просчитаны риски, приняты превентивные меры. Это также говорит о том, что был либо завышен курс валюты, либо размеры акцизов, либо были задраны цены импортеров, и, наконец, были высоки наценки розницы. И главное – наши мельчайшие субъекты хозяйствования оказались вне зоны не просто фискального контроля, а элементарного статистического учета.
К этому нужно было подойти двояко – подумать то, как снизить цены внутри страны или размазать эту акцизную и налоговую составляющую при помощи иного экономического инструментария, либо каким-то образом просить казахстанскую сторону поднять цены на продукты внутри их страны, что маловероятно в любом случае. В 2019 году или в 2020 году мы, возможно, перейдем уже на гармонизацию акцизов и худо-бедно рынок как-то выправится. Но я хочу сказать, что по сей день в Европейском Союзе, как в наиболее ярком примере экономической интеграции, есть разница цен, есть бедные страны, есть богатые и цены там весьма отличаются.
А если человек ради экономии 300-400 сомов готов стоять в очереди на кыргызстанско-казахстанской границе, значит для него эти деньги критичны. Это уже проблема более высокого уровня и значит, что вопрос уровня жизни в нас самих и в нашей экономике. Поэтому осуждать мелких предпринимателей и частных лиц не стоит. Тем более соседей.
Малый бизнес также пытается выживать и видит, что где-то подорожала китайская продукция за счет вступления в ЕАЭС. И они научились работать с подешевевшей российской, казахстанской продукцией. Они каким-то образом перестраивают свой бизнес, и эта перестройка происходит не благодаря, а вопреки тому, что мы принимаем решения на уровне государства.
Как специалист скажу, что у малого бизнеса в КР нет должной залоговой базы для того, чтобы, например, получать те же кредиты от Российско-кыргызского фонда развития, у него недостаточное финансовое плечо в работе с коммерческими банками и т.д. и нет глобальных перспектив, чтобы из «пешек выйти в дамки».
В случае наличия нормальных и здоровых частных корпораций, которые соответственно уже могли бы удваивать или утраивать свою акционерную стоимость, как показывает мировой опыт, то малый бизнес не имеет возможности наращивать быстро капитал, не имеет залоговой стоимости, не так прозрачен и понятен для инвесторов. Получается, говоря грубо, что структура экономики Х-образная, где наверху условно богатая государственная машина, а внизу не очень богатые люди, при отсутствии среднего крепкого бизнеса. Должна быть H-образная, когда есть средний слой бизнеса, средний класс людей. Вот о чем мы должны думать.
Поэтому весь акцент у нас должен быть посередине и на том, как с Х-образной выйти на H-образную структуру экономики.
- А чем может нам помочь интеграция?
- Я сторонник осмысленной и продуманной евразийской интеграции. Потому, что в условиях интеграции у многих представителей нашего бизнес-сообщества есть уникальный шанс войти в «середнячки» по нашим кыргызстанским меркам. Пусть они будут не очень большими по масштабам российским или казахстанским, но по нашим меркам они будут «середнячками» - с перспективой и солидными активами. То есть создавать рабочие места, платить налоги, иметь какие-то ликвидные активы, брать те же кредиты по международным ставкам, выпускать акции и привлекать через облигационные займы значимый капитал и так далее. И самое главное – укреплять свои позиции на общем интеграционном рынке. Вот приоритет!
А мы все время говорим про опеку малого бизнеса и индивидуальных предпринимателей. К сожалению, малый бизнес с точки зрения капитала, с точки зрения навыков, умения и компетенции в наших условиях он не может быть локомотивом экономики. И как показывает мировой опыт, в условиях отсутствия так называемых «чемпионов», мы оставляем малый бизнес сам с собой, без мощного корпоративного драйвера.
Что касается смены парадигмы, то у нас теперь предстоит очень большая работа.
Наш актуальный тренд на ближайшие годы - доказать и убедить, что быть предпринимателем, торговцем, промышленником или еще кем-либо в среднем классе это не менее престижно, а может даже более престижнее, чем быть в системе власти. И не менее важным является формирование модели успешного гражданина, в том, числе и для мелкого бизнеса. Хотя бы для того, чтобы работающие в сегменте мельчайшего бизнеса люди видели, как нужно куда-то выходить. И у нас хотят с самого низа попасть на самый верх легко и просто, не приложив усилий или идя путем насилия. Мы забыли про социальный лифт и необходимость последовательного прохождения всех уровней благодаря знаниям, навыкам, упорству и трудолюбию.
Мы должны изменить экономическое мировоззрение, в том числе и в политическом срезе.
Мы должны поднимать статус и значение вот этого среднего бизнеса и среднего класса. Говорить о том, что хорошо быть средним классом, потреблять качественные товары и услуги, иметь какие-то накопления, ездить по хорошим дорогам, пользоваться нормальной инфраструктурой. Но для этого нужно платить налоги. Хорошо зарабатывать и платить высокие налоги – так живет весь цивилизованный мир.
- Насколько серьезна проблема налогов?
- Мельчайший бизнес (или как я называю - атомарные экономические субъекты) зачастую не платят налогов или существует в так называемом патентном поле. При всем этом они все же используют и потребляют имеющуюся инфраструктуру (дороги, образование, отопление, оборона, безопасность, избирательная система, гражданские права и тому подобное). Но когда эти люди попадают в средний класс, то у них появляется экономическая ответственность, они уже осознанно подходят к потреблению этой инфраструктуры и уже сами хотят, чтобы она менялась в лучшую сторону. Это вот тот момент, где я хотел бы сконцентрироваться.
По моим наблюдениям как экономиста, мы получили очень специфическую структуру экономики, при формальных цифрах, что у нас 60% населения занято в сельском хозяйстве, фактически их там меньше.
Из жителей сельскохозяйственных районов, большая часть из которых находится в южных областях Кыргызстана, и сформирован этот отряд трудящихся ЕАЭС, тех, кого по привычке называют гастарбайтерами. При этом они работают абсолютно в разных сферах экономики России и, в меньшей степени, Казахстана. И мы видим, что они как правило, уже не работают в сельскохозяйственной сфере, а наоборот, трудятся в городах. И мы получаем фактор чужой урбанизации, которая начинает влиять на нашу.
Я не раз сталкивался с очень интересными «городскими» кыргызстанцами, которые сформировались, как городские жители не в Бишкеке, ни в Оше или другом городе страны, а в Москве, Новосибирске, Екатеринбурге, Санкт-Петербурге и других городах за пределами Кыргызстана. И они пришли к нам уже с этой урбанизацией извне.
И получается, что наша экономика не несла никакой нагрузки по их урбанизации и это большой выигрыш, на самом деле. Средняя цена урбанизации - включая знания, навыки, специальность, законопослушность, этические правила и тому подобное – достаточно высока. И эти затраты во многом понесла некая чужая инфраструктура, общество в той стране, где они жили и трудились. Многие из тех, кто вернулся на историческую родину, уже с достаточно высоким урбанизированным мышлением. И оно не всегда совпадает с мышлением горожан в том же Бишкеке или Оше.
Это малоизученный феномен, также как и то, как максимально можно использовать их опыт, навыки и даже их видение. Поэтому здесь надо четко понимать, что мы не сможем сейчас двигаться дальше в такой ситуации - перевесом по численности сельского населения над городским. Мы должны идти в направлении урбанизации, но идя в этом направлении, мы должны знать четко, что мы будем делать с нашим сельским хозяйством, как мы будем реформировать наше село.
Как было сказано выше, большинство этих людей не платит налогов вообще. Включая и оборотные налоги – снабжение сел идет через рынки или это натуральное хозяйство с бартером. В селе мало сомов, нашему Нацбанку важнее душить инфляцию и еще-чего-то-там, а у людей в селе нет денег на руках, особенно в межсезонье. Это так, к слову.
Жители городов, так или иначе, платят налоги, в первую очередь это налог с продаж, хоть худо-бедно, но он есть. Хоть как-то среднестатистический горожанин более-менее вовлечен в налоговую систему – у него и налог на недвижимость, и транспортный, и НДС, и с зарплаты отчисления и тому подобное.
То есть большинство товарно-денежных взаимоотношений в сельской местности носит характер, мягко говоря, тоже за пределами фискальной системы – их доходы не облагаются, часто это скрыто, мы не видим реального товаропотока, особенно в случае натурального хозяйства или прямого товарообмена. Потом мы не пускаем крупных товарных производителей в село. Это очень деликатный вопрос. Он упирается в две извечные проблемы – необходимость наличия больших массивов земли и избыточную численность населения. Тем более при интенсивном земледелии или животноводстве работников много не надо.
Есть один сценарий, когда мы пускаем туда крупные аграрные холдинги – это обсуждалось на уровне ЕЭК и экспертного сообщества ЕАЭС. Но куда мы денем эту массу людей – бывших мелких фермеров? Только два канала – внешняя трудовая миграция и урбанизация внутри страны. С миграцией все ясно, но нельзя на нее только уповать. То есть нам надо принимать программу ускоренной урбанизации населения на самом высоком уровне.
Программа, которая была при прежнем премьер-министре под названием «Города - точки роста» оказалась немного размазана. Авторы взяли все города нашей маленькой страны и просто всех их включили в нее. Тоже не совсем корректный подход. Опять нет приоритетизации.
Мы опять должны, как в советские годы, думать о создании новых городов на базе существующих крупных сел, то есть потихоньку урбанизировать существующие сельские поселения и переводить их в режим «шаарчасы» или поселки городского типа. Причем это надо делать в привязке к тем же промышленным и аграрно-индустриальным проектам. Хотя бы в такой режим, иначе у нас просто не будет прорыва и это будет опять же связано с качеством нашего «хомо экономикус» - нет налогов, нет образования, нет работы, нет перспективы. Мы должны быть конкурентоспособны как внутри своей национальной экономики, так и тем более на рынке труда 180-милионного рынка ЕАЭС. Вот о чем мы должны думать. Наше сельское население без ускоренной урбанизации будет дальше превращаться в очаги социальной напряженности и экономической беспросветности.
Беседовал Эрмек Абдрисаев
Комментарии
Оставить комментарий