Извечное стремление человека познать Мир и себя в этом Мире нашло свое выражение в создании им Религии, Художественного Творчества и Науки. Эти способы познания, возникнув в начале, как единая и неразделимая реакция на воздействие действительности (процессов природы в широком смысле), долгое время сосуществовали в едином лоне. Вспомним мудрецов древности, сочинявших свои научно-богословские (философские) трактаты в форме художественных произведений. Однако по мере расширения и углубления знаний эти способы познания, сопрягаясь и пересекаясь, неизбежно вырабатывали свой аппарат исследования и в своем неуклонном развитии все дальше отходили друг от друга, порой вступая в противоречия, отвергая друг друга. При этом каждый из названных способов, признавая территорию соперника, претендует на первенство, хотя они в сущности лишь методы познания единого. Как утверждал великий мыслитель В. И. Вернадский, научную мысль отличает от утверждений философии и религии общеобязательность, бесспорность и правильность научных выводов. Вместе с тем, думается, интуитивное прозрение как результат накопленных знаний и опыта всего человечества, вспыхнувшее в одном индивидууме (может быть в силу особого его генетического устройства) и воплотившееся в научном или художественном открытии, объединяет все формы познания мира.
Выдающееся художественное произведение отличает многогранность отражения жизни и многослойность проникновения в глубины человеческой психики, в которой закодирована, возможно, вся предыстория и опыт человечества. И поэтому каждый человек в соответствии со своим психическим складом, со своим уровнем знаний, со своим мироощущением и миропониманием найдет в выдающемся художественном произведении свою духовную нишу, и каждый раз будет открывать для себя все новые его грани, чутким камертоном отзывающиеся на состояние души.
Таким выдающимся художественным произведением, на мой взгляд, является «Пегий пес, бегущий краем моря» Ч. Айтматова, но оно еще недостаточно исследовано, как бы несколько отодвинуто остро социальными темами более поздних романов: «И дольше века длится день», «Плаха».
Будучи по форме повестью, «Пегий пес, бегущий краем моря» точностью образов, силой слова, внутренней ритмикой оказывает такое глубокое эмоциональное, чувственное воздействие, какое по силе только хорошей поэзии, и поэтому скорее может быть назван поэмой. Тем более что целый ряд эпизодов, например сон Органа о долгожданной встрече с Рыбой-женщиной, есть по жанру не что иное, как белый стих.
Эта повесть-поэма, являющаяся, на наш взгляд, на сегодняшний день вершиной творчества Ч. Айтматова, будучи по объему очень небольшой, оказалась удивительно емкой, что присуще поэзии; и вместила в себя такой огромный пласт проблем человеческого бытия, что может быть исследована с точки зрения и психологии, и социологии, и мифологии, и эстетики, и истории, и философии. Осознавая, что поднять весь этот пласт в одной статье не под силу, тем более что мере проникновения в него, как и во всякое выдающееся художественное произведение, «Пегий пес...» открывается все новыми и новыми гранями. Попытаемся исследовать одну — морально-нравственную — проблему, составляющую, на наш взгляд, ядро повести.
И. Кант, размышляя о величайших загадках мироздания и человечества, писал, что две вещи наполняют душу все новым и возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее размышляешь о них — «звездное небо надо мною и моральный закон во мне».
Каждый способ познания — религия, художественное творчество и наука — стремится решить эти величайшие загадки, и как говорилось выше, каждый по-своему и все больше расходясь на пути познания единого. Ответы на эти загадки часто взаимоисключающие, приближение к Истине оказывается мнимым, она удаляется все дальше и дальше.
Нас же удивляет близость, совпадение поисков и ответов ученого-естествоиспытателя, философа И. Канта и писателя Ч. Айтматова, даты рождения, которых разделяет 204 года. Нужно сказать, что к таким ответам приходили многие другие задолго до Канта и придут после Ч. Айтматова. Но все дело в охвате и глубине воздействия на умы и души людей.
Исследуя истоки возникновения нравственности, морали в человеке, чего в нем как в биологическом виде не заложено, Кант пришел к вполне материалистическому выводу, что Моральный закон - продукт истории. Таким образом, человек принадлежит двум мирам. С одной стороны, он принадлежит к чувственно воспринимаемому (феноменальному) миру и, следовательно, живет и действует согласно законам этого мира, подчиняясь законам Природы. С другой стороны, будучи членом интеллигибельного (ноуменального) мира, он, в соответствии с Моральным законом, наделен свободой выбора. Эти два мира, сосуществующие в одном человеке, находятся в постоянном диалектическом взаимодействии. И от того, какой мир и насколько возобладает на том или ином этапе жизни человека, зависит мера Добра и Зла в нем. Моральный закон, Нравственность есть категория благоприобретенная в процессе исторического развития человечества только за счет воспитания и, следовательно, категория динамичная, развивающаяся.
Прослеживая развитие биосферы под воздействием человека, В. И. Вернадский предсказал неизбежность перехода ее в ноосферу, сферу разума. При этом разум В. И. Вернадский понимал не как чистую разумность, но как высшее проявление человеческого духа, органически сочетающего в себе Мораль и Интеллект. И разве сегодняшние общественные процессы, противоречивые, нередко конфронтационные, протекающие в эпоху невиданного технического прогресса, но, тем не менее, все более гуманизирующиеся, признающие примат общечеловеческих моральных ценностей, не подтверждают возобладание в человеческом обществе Добра над Злом?!
Отыскивая истоки возникновения Морального закона в аморальном от природы человеке, Кант неизбежно пришел к Воображению как к его «конструктору». Воображение, свойственное человеку от природы, породило Любовь и Страх, а они, в свою очередь,— Моральный закон и Религию.
Согласно Канту, присущий биологическому виду инстинкт продолжения рода, благодаря воображению человека, трансформируется в Любовь тем большую, чем более предмет чувства удален, и таким образом становится высшим элементом культуры. Обозначив суть научных философских обобщений Канта о возникновении Морали, проследим, как независимо от него, путем художественного восприятия и осмысления народной мифологии к таким же философским выводам пришел Ч. Айтматов
Над бескрайним Океаном с криком носилась утка Лувр, неся в себе Яйцо. Снесла она его в Океане и из этого первого Яйца началась земля и вся жизнь на ней. С чего же начинается род людской в повести. Было три брата, двое из них, сильные и здоровые, завладев женщинами, носительницами потомства, бросают брата, калеку, обрекая его на неизбежную смерть. Собственно этот их поступок не добр и не зол. Он естественен на самой ранней стадии развития человека, когда в нем еще не зародилась Мораль и, следовательно, он принадлежал к феноменальному миру.
Итак, хромоногий брат остается один. И вот здесь-то в повести и начинается самое интересное – зарождение Любви (в соответствии с концепцией Канта). Хромоногому брату пришла на помощь сама Природа. Он удовлетворил свой биологический инстинкт – продолжил свой род с помощью чудесной Рыбы-женщины. Его сын – сильный, ловкий охотник — обеспечит его дальнейшее существование. Казалось бы, человек решил свои проблемы. Но нет. Из его жизни навсегда исчезла Рыба-женщина, то есть стала недосягаемой, отдалилась, и он вновь силой своего Воображения, вызывает ее образ, тоскует по ней:
Где ты плаваешь, Великая Рыба-женщина?
Это море – тоска моя,
Эти воды – слёзы мои,
Земля – голова моя одинокая!
Где ты плаваешь, Великая Рыба – женщина?
Так возникала в первом человеке Любовь – предтеча Морали. И далее в повести мощно звучит мелодия Любви: это и необыкновенный по силе художественного воздействия своей обнаженной сущностью сон-мечта о встрече с Рыбой-женщиной старика Органа и противоположная этой чувственности детская целомудренность предчувствий Кириска, пробуждающих в нас светлые воспоминания, и спокойная сильная своей зрелостью любовь его отца и матери. Есть в повести и другой элемент, предшествующий возникновению морали как системы запретов, - Страх. Страх перед неизведанными силами слепой стихии порождает сонмы злых духов, всевозможные запреты и табу. Но, тем не менее, любовь, как высший элемент культуры Homo sapiens, как предтеча высокой Морали главенствует в повести, пронизывает ее и наполняет светом. Однако все это – лишь предыстория подхода к главной теме. Главные нравственные коллизии проявляются в событиях, разворачивающихся в Великом тумане, когда погибающие от жажды люди в утлой лодчонке оказываются один на один с безвременьем, слепой стихией, и от того, какой выбор они сделают, зависит будущее рода человеческого, ведь род Рыбы-женщины – это модель человечества.
И. Кант, как говорилось выше, главным признаком проявлением человека ноуменального в отличие от феноменального, слепо подчиняющегося обстоятельствам, считал Моральный закон, диктующий Свободу выбора. Как мы помним, зарождение Морального закона в первом человеке рода Рыбы-женщины произошло благодаря Воображению и Любви. Старик Орган — старейшина, патриарх рода, в этой модели человеческого общества олицетворяет наиболее мудрую его часть, является хранителем, воспитателем, т.е. представителем ноуменального мира и, следовательно, человеком, в котором Моральный закон преобладает, господствует. Поэтому его решение – уйти первым из жизни для того, чтобы дать шанс на спасение здоровым, сильным мужчинам – опоре рода, его будущему – мальчику Кириску – дался ему легко, и, хотя и подсказал путь другим, не несет в себе напряжения и драматизма борьбы в человеке двух начал, борьбы в нем Зла и Добра. То же самое относится и к Эмраину. Он тоже переступил через борт лодки в надежде сохранить жизнь своему единственному сыну, плоть от плоти его, кровь от крови, продолжателю его рода. Иначе говоря, в Эмрайине ноуменальное качество в своей направленности, по своему вектору, совпало с элементом его феноменального начала — инстинктом продолжения рода.
Совсем другое дело Мылгун. Вот в ком разворачивается острая драматическая борьба между Добром и Злом. Он, если можно так сказать, прекрасная модель, на которой исследуется борьба двух миров в человеке, по Канту. В противоположность интеллигибельным характерам Органа и Эмрайина в нем очень сильно проявлено эмпирическое начало, т. е. изначального Зла или аморальности в нем больше, чем воспитанного, приобретенного Добра. И действует он, подчиняясь больше инстинкту, нежели разуму, преступая при этом Моральный закон. Так, вопреки разуму, угрожая перевернуть лодку и утопить всех, он заставляет Эмрайина подчиниться ему и принять участие в бешеной, но бессмысленной гонке в сплошном тумане, расходуя силы, вместо того, чтобы беречь их. Даже Кириск понимает аморальность поступка Мылгуна, преступившего закон рода тем, что кричал и злобился на старшего по возрасту. А еще раньше, напившись пьяным, подрался с купцом и ввел свой род в унижение и большие расходы, ибо пришлось извиняться и задабривать всемогущего купца.
В Мылгуне идет постоянная с переменным успехом борьба Зла и Добра. И он из лодки уходит не спокойно и твердо, как Орган и Эмрайин, а бежит, дойдя до крайней черты, когда вот-вот рухнет в нем Моральный закон и он выпьет всю воду, воспользовавшись правом сильного. Победа Морали в Мылгуне приобретает масштаб настоящей психологической драмы (на берегу у него остались маленькие дети, которых еще предстояло поставить на ноги), достигает высоты и тем более значительна, что векторы феноменального и ноуменального у него, в отличие от Эмрайина, не совпадают.
Итак, из смертельных объятий Великого Серого Тумана на берег жизни возвращается один только мальчик Кириск. Возвращается уже другим человеком, человеком, взошедшим на более высокую нравственную ступень, ибо он получил и извлек такой мощный, предметный урок, который вряд ли мог извлечь за все годы спокойной жизни. И первое, что он делает, поняв, что спасен,— складывает песню в честь своих учителей Морали, которая станет его песней на всю жизнь. И будут нести его по жизни волны Мылгуна, и будет овевать его душу ветер Органа, и будет светить ему звезда Эмрайина. И мы тоже извлекаем уроки нравственности.
Так, научная мысль Канта и художественное прозрение Ч. Айтматова слились в стремлении познать мир и человека в нем.
Кулубек Боконбаев,
Институт геологии АН КиргССР.
1 декабря 1988 года
Комментарии
Оставить комментарий